Не так давно в московском общественном транспорте отключили турникеты. Проезд, как и прежде, оплачивают транспортной картой, прикладывая её к специальному терминалу. Впрочем, делают это теперь не все. Возможно, вскоре контролёров станет гораздо больше, а штрафы повысят в десять раз, но пока ездить зайцем очень легко. Я, например, иногда езжу. Бывает, что и денег жалко, но иногда я просто забываю пополнить карту, а для оплаты у водителя нет налички. Но я же хороший человек, поэтому должна хотя бы объяснить самой себе такое антисоциальное поведение. И у меня получается! Никто не пострадает, убеждаю я себя, зарплата водителя не зависит от того, сколько человек проехало в его автобусе сегодня. Ну, будем считать, что меня в нём не было. Этим аргументом мне удаётся немножко успокоить совесть.
Прежде чем сделать каминг-аут на весь интернет, я созналась в нерегулярном исполнении обязанностей пассажира и гражданина поведенческому экономисту, доценту НИУ ВШЭ Алексею Белянину. На мою просьбу об интервью Алексей предложил мне сначала поучаствовать в исследованиях за реальные деньги (раз уж их постоянно не хватает).
И вот позади два эксперимента. Мы беседуем с учёным в его кабинете, и мне всё время кажется, что я не интервью беру, а исповедуюсь.
„Мне всё время кажется, что я не интервью беру, а исповедуюсь“
Алексей улыбается. «Врут все, — то ли успокаивает он меня, то ли цитирует доктора Хауса. — Согласно нашим результатам, люди обманывают гораздо чаще, чем сами от себя ожидают. Это происходит всякий раз, когда выгоды от обмана, сколь бы субъективными или мнимыми они ни были, превышают ожидаемые издержки в виде наказания, общественного порицания или хотя бы угрызений собственной совести. И взятки берут, хотя вроде бы все против коррупции, и много чего ещё».
Эксперимент первый, или Как получить 700 рублей, закрыв глаза на ложь
Поведенческие экономисты всегда играют в игры на настоящие деньги. Точнее, играют участники, а учёные наблюдают. В этом эксперименте мы играем парами — в каждом раунде с новым человеком, скрытым от меня ширмой.
Условия такие.
— У меня есть 100 виртуальных рублей, и я могу поделиться ими со своим визави в любой пропорции — хоть поровну, хоть забрать всё себе. Я принимаю решение и пишу цифры на листочке. Передаю его под ширмой.
— После этого мой партнёр кидает игральный кубик. Сумма, которая ему досталась, умножается на выпавшее число. Допустим, он получил от меня 50 рублей, ему выпала тройка (об этом я знаю с его слов), значит, теперь у него 150 рублей.
— Теперь уже партнёр может отдать мне часть дохода (а может и не отдавать).
— Положим, он решил-таки поделиться, и тут я оказываюсь перед выбором. Просто забрать деньги или проверить честность второго участника: вдруг ему выпала цифра намного больше или меньше той, которую он написал. За проверку мне придётся заплатить небольшую сумму, но партнёра в случае, если вскроется ложь, оштрафуют на вполне приличные деньги. Доход же мы тогда получим исходя из реальной цифры, выпавшей на кубике.
Раунд первый. Отдаю человеку за ширмой 40 игровых рублей. Вижу, как он кидает кубик, но не вижу, что выпало. Получаю листочек, где сказано, что мне отдали 100 рублей. Неплохо. Или бросок был очень удачный, или партнёр соврал относительно выпавшего числа. Как бы то ни было, это хорошая прибавка к тем 60 рублям, которые я оставила себе. Проверять не буду.
Раунд второй и третий проходят примерно по той же схеме. Мне всё время возвращают довольно неплохие суммы. Подозрительно везёт моим визави. Но почему бы и нет? Сама-то я никого не обманываю. При этом всем хорошо.
Раунд четвёртый. Я получаю такую сумму, что понимаю: если это правда, партнёр отдал мне почти весь свой выигрыш. В подобный альтруизм я не верю — скорее всего, второй участник обманывает меня: пишет, что выпала шестёрка, а это не так. Долго колеблюсь, проверить или нет, наконец решаюсь — забираю деньги и ухожу.
Раунд пятый. Мне опять перепадает огромная сумма. Такое ощущение, что на кубике сплошные шестёрки. Надо всё-таки проверить. Убеждаю себя, что это просто эксперимент, денег я теряю немного, да и просто любопытно. На кубике двойка. Заканчиваю раунд с 30 рублями вместо 200, которые получила бы, если б не стала проверять. Много думаю. Ведь никто бы не узнал, что мы негласно сговорились. Камер нет. Учёные предупреждают, что не подсматривают за нами, да и непонятно, как они могли бы это сделать.
В шестом раунде забираю свои нечестно заработанные деньги. Впрочем, нечестность тут не моя, а партнёра, я лишь предпочла её не заметить.
Меняю виртуальные на реальные — в кошельке стало на 700 рублей больше. Неплохо, я ж вообще интервью шла брать. Но как-то не по себе. В итоговой анкете на вопрос, считаю ли я себя честным человеком, отвечаю «нет». Ещё утром мой ответ точно был бы другим.
„В итоговой анкете на вопрос, считаю ли я себя честным человеком, отвечаю «нет». Ещё утром мой ответ точно был бы другим“
- А.Б.: Ну, как впечатления?
Е.Б.: Неоднозначные. Я поняла, как легко могу соврать, когда это никому не вредит и, более того, все в плюсе. Хотя знаю и верю, что обманывать нехорошо. Точно так же я езжу иногда зайцем, тем же аргументом себя успокаиваю.
- А.Б.: Это распространённый аргумент! Наша мораль вообще устроена занятно. Пока мы находимся в условном вакууме, она работает безукоризненно, но стоит нам попасть в реальную жизнь, многое меняется. Вот вы говорите, никто не пострадал. А ничего, что экспериментатор заплатил намного больше? Он ведь эти деньги откуда-то взял, так?
Е.Б.: Грант, наверное, получил на исследования. От государства. Не лично ведь у экспериментатора из кармана мы деньги достали — это совершенно другое.
- А.Б.: Всё верно, государство воспринимается как нечто отдельное от нас, а то и чуждое. Лишний раз его обмануть — не то что не грех, а может, даже правое дело. Когда вы ездите зайцем, вы тоже обманываете государство. Если безбилетников будет много, транспорт станет убыточным, стоимость проезда повысят или ухудшится качество других услуг, оказываемых из бюджета. Придётся повышать налоги, и в итоге окажется, что крадёте вы сами у себя. Для нашей страны это такая типичная штука, постсоветская — отчуждение от государства. И налоги, в частности, у нас поэтому не воспринимаются как деньги, отданные из личного кармана. Это что-то абстрактное.
Е.Б.: В этом эксперименте люди много врут?
- А.Б.: Очень много. Когда обработаем данные, можно будет сказать точнее. Но мысль у большинства работает именно так: тебе хорошо, мне хорошо — почему бы не соврать?
Когда мы встречаемся несколько недель спустя, Алексей показывает мне обработанные результаты эксперимента. Особенно впечатляет график, показывающий, с какой удивительной регулярностью и частотой на кубиках выпадала шестёрка. Ни в какую теорию вероятностей сей парадокс не вписывается. «Это нельзя объяснить ничем, кроме того, что люди банально врут», — говорит Белянин.
При этом участники, как выяснилось, довольно щедро делятся друг с другом деньгами, заработанными на мифических шестёрках: не ради себя одного, мол, обманываю! А если перед партнёром я честен, так ли уж важен источник денег? Есть, однако, участники, которые выпадают из этой закономерности: несколько человек сделали аж 4–5 проверок за 6 раундов, притом что большинство ограничилось 1–2 разами. «Вероятность проверки связана с суммой, которую возвращает тебе партнёр. Если она маленькая, участник скорее сделает проверку. То есть он проверяет не тогда, когда чувствует нечестность своего визави как таковую, а когда подозревает, что обманули лично его. Пожадничали», — объясняет Алексей.
Эксперимент второй, или Когда взятка становится взяткой
В этом эксперименте есть игроки и судья. Два игрока независимо друг от друга выполняют задание: за ограниченное время нужно найти в таблице два самых больших числа и посчитать их сумму. Оба результата судья видит на экране, как и то, сколько баллов предлагает ему каждый игрок (в начале раунда они получают некоторое количество баллов). Задача судьи — решить, кто победил. Допустим, игрок А справился лучше, но игрок Б оказался щедрее (а баллы в конце игры превращаются в живые деньги). При этом за каждый раунд судья получает фиксированный выигрыш вне зависимости от решения — эдакую «зарплату».
Мне достаётся роль судьи. Пока игра не началась, размышляю о том, что я всегда за справедливость, и мне будет легко: буду отдавать победу тому, кто лучше справился с заданием.
Раунд первый. У обоих игроков одинаковый результат, но игрок А дал мне 0 баллов, а игрок Б — 3. На автомате отдаю победу игроку Б. В ожидании следующего раунда успеваю подумать, что какая-то странная у меня справедливость. Но к «зарплате» прибавилась небольшая «премия», это радует. Нам сообщают, что в среднем во всех тройках игроки передали судье 1,25 балла — совсем немного. Логично, зачем отдавать свои кровные, если ты решаешь задачу, и оценивается именно она.
Раунд второй. Игрок Б справляется значительно лучше и — о радость! — он же предлагает мне 2 балла, в отличие от жадного игрока А, который по-прежнему ничего не даёт. Выбор очевиден и прост, «премиальный фонд» ещё немного вырос.
В третьем и четвёртом раунде ситуация такая же. Правда, тот, кто справился лучше, предлагает мне всего 1 балл, ну хоть что-то. Рефлексирую: «оклада» мне уже мало, и «премия» воспринимается как что-то само собой разумеющееся. А вот игроки, наверное, недоумевают, с чего бы им делиться своими деньгами, если судья и так получает за работу, причём получает неплохо.
В пятом раунде при равном результате легко отдаю победу тому, кто предлагает мне 3 балла.
В шестом раунде игроки снова одинаково успешны, но ни один не готов со мной поделиться. Чувствую, что немного злюсь: уж на один-то балл могли бы расщедриться! Победу отдаю наугад.
И вот момент истины: игрок А справляется значительно хуже, но предлагает целых 6 баллов — небывалая цифра! Колеблюсь несколько секунд и всё же отдаю победу тому, кто лучше справился с заданием. Чувствую себя чуть-чуть героем.
- Е.Б.: Это было про коррупцию, да?
А.Б.: Разумеется.
- Е.Б.: Я заметила, как легко мне было брать чужие баллы, если человек к тому же лучше решил задачу, и даже если они были одинаково хороши. Это всё равно взятка? Они же сами предлагают, их никто не заставляет.
А.Б.: Конечно взятка! И вы наверняка не раз слышали это «они сами дают».
- Е.Б.: Да... И я очень быстро стала воспринимать это как должное. А игроки, похоже, немного побунтовали и приняли правила.
А.Б.: В последнем раунде судья всегда получает рекордный средний балл. Игроки видят, что для него это важно, и, даже хорошо решая задачу, стараются предложить побольше денег.
Кто виноват и что делать?
Эксперименты показывают, что в целом люди не очень-то хорошие и честные. Зачем это знание экономистам и что они собираются с ним делать — вопрос.
- А.Б.: Вообще-то, эксперименты как раз показывают, что честность, справедливость и другие моральные моменты важны для людей, — именно от них они отталкиваются, принимая решения. Это ценно, это ценности. Но это ценности, которые имеют свою цену.
Е.Б.: А она для всех разная. Бывало так, что люди во время экспериментов вообще не врали, не брали взяток? От чего это зависит?
- А.Б.: Культурный эффект наверняка есть. Подозреваю, что, например, в Германии мы получим немного другие результаты. И очень важен контекст. Я проводил похожий эксперимент с посетителями кинотеатра перед сеансом — и народ практически не врал. Моя гипотеза такова: выигрыш, который можно было получить, отключив честность, не играл для этих людей особой роли, они только что заплатили больше за билеты, там другая атмосфера. В общем, для них это были не те деньги, чтобы продавать за них свою совесть. А у студентов этих тормозов нет, зато есть азарт — и проявляется то, что я называю генетическим чувством голода: раз что-то выбросили, надо брать! Да-да, сегодняшние студенты, родившиеся в сытые нулевые, в этом вопросе ведут себя так же, как их мамы и папы. Но это уже психологические гипотезы...
- Е.Б.: Тогда вернёмся к экономике. И к раскрученному вопросу о рациональности и нерациональности человека.
А.Б.: С точки зрения стандартной неоклассической экономики максимально рациональное поведение в этих экспериментах — врать по максимуму. Но в реальности на наш выбор влияет много факторов. Если говорить в терминах экономики, то функция полезности помимо дохода включает в себя, скажем так, совесть. То есть моё «лучше всего» определяется не только количеством денег, но и возможностью думать о себе как о честном, порядочном человеке. В итоге, если выигрыш от обмана ну очень большой, я забуду про второй компонент. Но продавать совесть задёшево как-то не хочется. А что для меня дёшево и недёшево, зависит от моего дохода, от среды, социального положения, самовосприятия, наконец.
- Е.Б.: Наверное, ещё и от конкретных ценностей. «Не убий», думаю, установка более мощная, чем «не укради».
А.Б.: Конечно. Тут уж одного того, что никто не увидит и не накажут, будет мало. А взять деньги, если никому вроде не сделал плохо, — ну, почему бы и нет? Мы понимаем, что человек, в принципе, слаб. Сломать можно каждого. Или почти каждого.
- Е.Б.: И что нам делать с этим знанием? Кроме как разочароваться в себе и людях?
А.Б.: Вся эта история на самом деле о том, что наше поведение формируется как минимум тремя факторами. Первый — это личный интерес, второй — установки и ценности, третий — социальное окружение, среда, которая поощряет или осуждает за (не)следование этим ценностям. Каждое мгновение у нас есть возможность встать на сторону света, отстоять справедливость, поставить на место того, кто врёт. Но я думаю: а зачем, кому от этого будет хорошо? И есть ли оно вообще, это общественное благо, ценности которого я должен защищать? От меня всё равно ничего не зависит, изменить я ничего не могу, так что буду-ка я лучше беспокоиться о своём благополучии.
- Е.Б.: Поэтому и на выборы не ходим?
А.Б.: Во многом. Это важная история для политэкономистов. Конечно, рациональное объяснение — твой голос будет решающим! — это полный бред, лишённый намёка на правдоподобие. Но есть ещё внутренняя потребность обозначить свои принципы — ради себя самого, потому что так я буду чувствовать себя правильным, хорошим. И вот этого компонента у нас мало: люди не ощущают себя частью общества, во всяком случае когда речь идёт о выборах. С другой стороны, если мы хотим, чтобы люди вели себя честно, в соответствии с какими-то моральными нормами, на эту внутреннюю потребность можно воздействовать. К примеру, если бы в начале любого из наших экспериментов мы объявили, что в конце будет обсуждение, одно это уже изменило бы поведение участников. Всё, на меня смотрят, я в обществе, мне придётся как-то оценивать своё поведение и сравнивать себя с другими.
- Е.Б.: То есть мы должны понимать, что человек слаб, и не разбрасывать «ничьи» кошельки с деньгами.
А.Б.: Что-то вроде того. Если в начале эксперимента пояснить, откуда деньги, скорее всего, результат будет немного иным. Мало того, есть исследования, которые доказывают: достаточно, чтобы в комнате просто висел портрет — были глаза, которые смотрят на вас, — и вы уже станете вести себя иначе. А если это портрет уважаемого человека, воздействие будет ещё сильнее. Правда, такой однозначный авторитет для большинства россиян сейчас поди найди...
„Но это ценности, которые имеют свою цену“
Если вы хотите помочь учёным и тоже поучаствовать в экспериментах, регистрируйтесь на странице лаборатории и ждите приглашения на электронную почту
iStock / Алеся Петрова