— Влад, проходи, пожалуйста, вперед, — молодая женщина в сером костюме и с очень аккуратной прической нервно подталкивает сына.
— Влад, ну что ты стоишь? Проходи. Что мы никак разойтись не можем? — ей вторит, переминаясь с ноги на ногу, мужчина в очках, с густой бородой.
Молодой человек, Влад — выглядит раздражённым. Взъерошенные волосы, худи с надписью «Мне неприятно», джинсы. Его одежда максимально непохожа на родительскую. Он начинает говорить, только когда мы остаемся одни.
— Достало, что мои родители ничего не понимают. Просто никак! У других нормальные, идут навстречу, все понимают. Мои — как будто из отсталых времен. С ними невозможно говорить без того, чтобы они не начали меня поучать. Бесконечно что-то объясняют вместо того, чтобы послушать. Понятно, что они в другие времена росли, но, блин, иногда они как будто специально не хотят меня понимать!
Проблема Влада, наверное, самая частая из всех, с которыми ко мне приходят молодые люди. И это естественно: когда мы не чувствуем со стороны близких понимания, не получаем нужного нам эмоционального отклика — это больно. С другой стороны, разобраться в том, что не так и чего именно хочется получить от близких, действительно непростая задача.
Ключевой вопрос
Людей, которые приходят ко мне с этой проблемой, я сначала спрашиваю: «Что значит понимание? Вот когда люди понимают друг друга, что они делают? Что сделают твои родители, когда поймут тебя? Что конкретно они должны понять в тебе?»
Иногда ответ оказывается вовсе не про понимание, а, например, про то, что родители чего-то не разрешили. Скажем, молодой человек хочет, чтобы его отпустили в путешествие автостопом в Питер, а родители не понимают, как это важно для него, и не пускают. На самом деле тут проблема не в понимании, а в несогласии с позицией взрослых — об этом будет отдельная история.
Проблема Влада, пришедшего ко мне на консультацию, оказалась про понимание в более точном смысле: ему не хватало сопереживания. Ему часто хотелось чем-то поделиться — историей о том, как несправедливо ему занизили оценку в школе или он поругался с другом и переживает, что обидел его. Но когда Влад рассказывал о таких вещах папе или маме, они сразу начинали объяснять, что ему делать и как поступить. Иными словами, получалось, что они не могут разделить с ним это переживание. Влад и так к родителям подходил, и эдак — и все время реакция была какая-то, на его взгляд, дурацкая. Они делали только хуже.
Это довольно сложная задача, но ее вполне можно решить. Для этого, если упростить, нужно сделать два шага: во-первых, ясно донести свое переживание, а во-вторых, обратиться с просьбой о сочувствии. Мы часто эти шаги проскакиваем — сразу начинаем описывать событие и ждем нужной нам реакции. И это ведет к «непониманию».
Шаг 1: ясно донести своё переживание.
Влад начинал жаловаться на что-то, не описывая свои переживания, а рассказывая о внешних событиях. Мы все так часто поступаем, говорим: «А он мне сказал, а она мне сказала, и он тут сделал то-то». В ответ на такие слова любому сразу хочется сказать что-то вроде: «Ну а ты ему так-то скажи!» То есть хочется дать совет.
Одна из важных задач родителей — решать проблемы детей. Это очень устойчивая привычка, к подростковому возрасту она уже отлично выработалась: если ребенок жалуется, нужно срочно решить его проблему. Устал, конечно, к 14 годам решать все его проблемы, но надо так надо.
Влад не успевает рассказать папе до конца историю про несправедливость учителя, как папа уже закатал рукава и начинается! Он советует и советует, и никак его не остановить. Периодически среди советов мелькают поучения: он же родитель, должен воспитывать, и вот она, ситуация воспитания, — он просто честно исполняет свой долг. Влад злится, он не хотел совета — он хотел почувствовать, что его поняли. Что кто-то пережил все, о чем он рассказывал, вместе с ним — и выразил сочувствие. Папа, не понимая его реакции, забрасывает еще парочку советов, в том числе по поводу текущего поведения Влада. Вот же он, папа, старается, исполняет долг — и вместо благодарности на него же огрызаются! Понятное дело, итог у такого разговора неприятный для всех.
Как это изменить? Для этого нужен особый словарь. Важно говорить не столько о событиях, сколько о том, как мы их переживаем: «Я себя чувствую так-то… Я подумал, что это было несправедливо по отношению ко мне… Я очень переживаю». Тогда любому человеку, и родителю в том числе, будет легче посочувствовать и выразить это сочувствие словами. Такому навыку нелегко научиться, наш язык к этому не очень приспособлен, но он в принципе полезен в жизни, не только в отношениях с родителями.
Шаг 2: обратиться с просьбой о сопереживании
К сожалению, люди не умеют заглядывать друг другу в голову, даже самые близкие. Иногда у нас получается понять, чего хочет человек, иногда нет. В таких ситуациях важно описать словами, какую реакцию мы ожидаем. Прямо обратиться с просьбой: «Сейчас, мам, пап, я расскажу, что со мной происходит, но мне нужно, чтобы ты просто меня выслушал(а). Это не проблема, которая требует твоего решения, мне просто хочется поделиться. Не давай мне советов, просто послушай меня, покивай головой». И рассказать.
Объяснить, что нужно делать, легко, но понятно, что на развитие такого навыка требуется время. У Влада ушло несколько месяцев. Но и потом, когда он научился рассказывать не столько о событиях, сколько о своем эмоциональном опыте, когда научился словами просить именно о сочувствии, он не всегда мог добиться нужного результата.
И это понятно. Сопереживание без деятельной помощи (когда о ней не просят) — непростая задача, особенно для родителя. Она требует специальной внутренней работы, она энергозатратна. Вроде ничего такого — сиди и слушай, кивай головой, сочувствуя… Но в какой-то момент начинаешь так сочувствовать этой несправедливости, что обидели, незаслуженно поставили двойку или друг кинул, девушка ушла — это больно! Порой родителю больнее за ребенка, чем за себя в такой же ситуации. Он думает: «О боже, моему ребенку плохо! А вдруг он теперь будет несчастен всю жизнь!» И сложно осознать, что ребенок не хочет поддержки — только сочувствия. Этому навыку родителю придется научиться, причем процесс может занять недели, месяцы и даже годы.
В редких случаях у ребенка может вовсе ничего не получиться. Может оказаться, что этот навык в дефиците не только у ребенка. Родители могут быть в принципе более склонны к активным действиям, тогда им будет крайне сложно переключиться с советов на сопереживание. И если дела обстоят именно так, исправлять родителей, обучать их навыку «пассивного» сопереживания — это не задача ребенка. Можно пытаться раз за разом получить в разговоре нужную реакцию, но если не удается, важно понять: это не вина ребенка. Это может быть грустно и тяжело, но это важно принять.
На последнюю консультацию Влад пришел, по-моему, еще более раздраженным, чем на первую. Это было довольно неожиданно, поскольку, несмотря на все сложности, отношения с родителями у Влада в последнее время стали налаживаться. Не всегда, через раз, но он получал от родителей понимание / сопереживание. Я спросил его, что произошло. Он возмутился: «Тут девушка моя, Аня, стала рассказывать про одну свою проблему с одноклассниками. Ну, там, обзывались они… Я разозлился на них очень, стал говорить, что надо пойти все им высказать. А она обиделась! Ты, говорит, меня не понял! Мог бы посочувствовать! А как я могу сочувствовать, если взбесили они меня очень? Что тут болтать, когда проблему надо решить?». Я молчал, Влад тоже притих.
Потом добавил: «Не надо ничего говорить, я и так знаю, что вы скажете. Что это та же самая проблема с другой стороны».
Больше материалов о здоровом взрослении — во Дворе
iStock