Чтобы чудо не исчезло, его нужно понять

«Сын упряжкооленеоставил отца». Понятно? Это можно, конечно, сказать и в несколько слов: «Сын оставил отцу упряжку оленей». Но выйдет чуть хуже: как будто мы разжёвываем слово за словом маленькому ребёнку, который ещё не научился говорить. Чукотский раздвигает границы того, что мы знаем о слове в естественном языке, — и не только о слове.

Язык, на котором говорит около пяти тысяч человек, живущих на самой восточной окраине России, заслуженно гордится зубодробительной морфологией и заковыристым синтаксисом. Пока пять тысяч, а скоро будет и того меньше. Теперь не только в городах и посёлках, но и в самой тундре родители-оленеводы перестают разговаривать с детьми по-чукотски: «Зачем это ему? Пусть едет на материк и получает человеческое образование, там ему наш язык не будет нужен» (материком жители Чукотского полуострова называют всю остальную Россию).

Чукотский язык уходит, как уходят все остальные языки Крайнего Севера, уступая место русскому. Лингвисту от этого очень горько: исчезает одно из самых совершенных, прекрасных и сложных созданий человеческой культуры.

«Святость» и «грех» по-чукотски — одно и то же слово, тайңыгыргын. Вообще это неудивительно, если вдуматься: ещё в начале XX века философ Рудольф Отто показал, что во многих языках есть два слова со значением «святой»: одно для описания «моральной» святости — возвышенной, достойной поклонения и подражания, другое для «ритуальной» — страшной, грозящей потусторонними карами нарушителю табу.

Некоторое представление об этой разнице может дать русская пара святой и священный (хотя, конечно, наше священный гораздо мягче). Классическим примером считаются латинские sanctus и sacer. Кстати, от последнего корня происходит наше сакральный.

Связанные с высшими силами предметы (например, родовые амулеты), конечно, окружены большим количеством табу — таким образом в сообществе и конструируется их святость; а грех состоит в нарушении табу. Получается, что в чукотском есть соответствие только латинскому sacer, но не sanctus.

Институт языкознания РАН — один из ведущих центров полевых исследований языков малых народов России. Здесь изучают уральские, алтайские языки, языки Кавказа. Сейчас в Институте выполняются проекты РНФ, посвящённые контактам языков и народов циркумполярного ареала и информационным системам для описания исчезающих уральских и алтайских языков.

Таких понятных, но непривычных случаев, когда два значения совмещаются в одном слове, в чукотском много. Например, слово «қол» значит и «один», и «другой». В предложении «Один брат пошёл ловить рыбу, а другой остался дома» оба выделенных слова, скорее всего, будут переведены словом қол. А почему это, собственно, должно удивлять? «Один» и «ещё один». Только почему-то в языках мира такая многозначность встречается очень редко.

Сливаться таким образом могут даже единственное и множественное число. У большинства существительных противопоставление по числу вообще есть только в именительном падеже: дом и дома, олень и олени — это разные слова, а вот домом и домами — одно и то же; оленю и оленям — тоже. Как же понять, один у вас олень или много? Это же важно! А вот как- то так обычно и понимают — по смыслу, из контекста. Англичане тоже удивляются, как это русские живут без четырёх прошедших времён.

Бывает и наоборот: то, для чего носители европейских языков привыкли использовать одно слово, в чукотском выражается разными. По-русски толстыми, а по-английски thick могут быть два очень разных типа предметов: плоские, как книга или доска, и длинные, вытянутые, как палка или верёвка.

А по-чукотски эти два типа «толстоты» описываются разными словами: соответственно нықықин (для плоских предметов) и нъумқин (для вытянутых). При этом слово нъумқин имеет и другое значение: оно может описывать широкие предметы — ленты, полосы, дороги.

Для плоских же предметов есть ещё один, самый изящный вариант: сказать не толстый, а толстомёздрый — қырынмыльын. Мездра — это плотная часть шкуры, в которой, собственно, и растут меховые ворсинки. Но по-чукотски толстомёздрыми бывают не одни только шкуры, а любые предметы такой формы: толстомёздрый платок, толстомёздрая бумага, толстомёздрая книга, толстомёздрая стена. Толстомёздрый слой варенья на куске хлеба.

Гордость чукотско-камчатских языков — инкорпорация. Это когда в одно морфологическое целое объединяется сразу несколько смысловых единиц. Читатель, может быть, помнит греческие кальки в переводе гомеровских поэм: розовоперстую Эос, земледержца Посейдона и каких-нибудь остроклычистых свиней? А также колесницегонителя фараона и древо благосеннолиственное в православной гимнографии?

Так вот, чукотский строит такие слова гораздо чаще и охотней — а иногда просто обязан инкорпорировать одно слово в другое. Например, именно так обычно говорят о материале и сделанном из него предмете: железочайник, дереволожка, кожемяч. Если существительное стоит не в именительном падеже, то у прилагательного просто нет выхода: оно должно инкорпорироваться. По-чукотски нельзя сказать «о красивой девушке» — только «о красиводевушке».

Часто встраиваются в глагол прямые дополнения — наверное, даже чаще, чем остаются отдельными словами. Отдельным словом прямое дополнение становится, если говорящий хочет обратить на него внимание слушающего — иначе тратить отдельное слово незачем. Я еду мимо стада и туловищерассматриваю — так начинается рассказ одного старого тундровика, который мы записали этим летом. Но есть и ограничения: если прямое дополнение имеет собственные зависимые слова, инкорпорироваться оно уже не может. Этого оленя или моего оленя встроить в состав глагольной словоформы не выйдет.

Сразу встаёт вопрос: как понять, одно перед тобой слово или несколько, ведь в потоке речи особых пауз нет. Конечно, для этого существуют собственно лингвистические техники, но гораздо интересней то, что говорящие на чукотском языке сами чувствуют границы и гордятся своим умением строить длинные слова. «Что вы удивляетесь? — посмеялась как-то раз в разговоре чукотская дама. — У вас же тоже по-русски есть „пыле-влаго-воздухо-непроницаемый“». Но по-русски таких слов раз, два и обчёлся!

Есть даже особый фольклорный жанр — скороговорки, мытлёелычет: основу любой скороговорки непременно составляет такое четырёхэтажное слово.

Революционер и этнограф Владимир Богораз-Тан приводил скороговорку, на русский переводящуюся примерно так: «Сухой рубец от оброти, орудие для делания саней — с такими глазами старик». А один из наших современных информантов придумал скороговорку-комплимент: красиво-стройно-быстро-бегуще-Полина. Конечно, вместо Полина можно подставить любое другое имя.

Статус Язык на грани исчезновения.

Семейное положение Входит в чукотско-камчатскую языковую семью. Ближайшие родственники — корякский, алюторский, ительменский.

Регион Россия, преимущественно Чукотский автономный округ.

Друзья 7473 человека считают чукотский язык своим родным, согласно переписи 2010 года. Правда, по данным той же переписи, владеют им лишь 4 563 человека. Всего к чукчам причисляют себя 15 908 жителей России.

Религиозные взгляды Всё сложно с христианством (православие, баптизм) и язычеством (шаманизм).

Деятельность Оленеводство, охота, народные промыслы, а также все основные профессии современного жителя России.

Любимые фильмы «Территория» (2014), «Сон в начале тумана» (1994), «Белый шаман» (1982), «Когда уходят киты» (1981), «Начальник Чукотки» (1966), «Алитет уходит в горы» (1949).

Любимые книги Ю. С. Рытхэу «След росомахи», «Время таяния снегов», «Люди нашего берега», «Конец вечной мерзлоты», «Чукотский анекдот», «Последний шаман» и др.; О. М. Куваев «Дневник прибрежного плавания», «Территория»; сборник «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки»; этнографические работы В. Г. Богораз-Тана.

Любимые цитаты

...Самая большая ошибка, пожалуй, вот в чём: каждый народ думает, что именно он и живёт правильно, а все другие народы так или иначе отклоняются от этой правильной жизни. Сама по ­себе эта мысль безобидна. Она даже полезна для того, чтобы сохранить порядок внутри общества. Но когда какой-нибудь народ стремится устроить жизнь других народов на свой лад, — вот это уже плохо.

* * *

...И ещё одно уяснил себе Тутриль: чтобы осязать и чувствовать язык, надо постоянно находиться в окружении живой речи, в потоке движущихся слов. Чтобы быть моряком, надо ­плавать, а он... Теперь он вознаграждал себя за долгие ­годы собственного языкового мелководья, смело опускался в самые глубины речевого моря, уверенный, что трое обитателей одинокой яранги всегда придут ему на помощь. Он и не предполагал, что обыкновенный разговор, сам процесс выговари­вания слов, произнесения их, свободное владение ими может доставлять такое удовольствие. Иногда одно слово обладало такой выразительностью, что вызывало в воображении красочную картину или выражало состояние.

* * *

...Мы считаем, что живём на самой лучшей земле в мире. Тем она и хороша, что больше никому не нужна, кроме нас...

Цитаты из книг Юрия Рытхэу (1930–2008) — единственного в истории народов Севера всемирно известного писателя. Его произведения переведены на тридцать языков. Рытхэу даже называли «чукотским Маркесом».